«Наука» под угрозой: что делать и кто виноват с точки зрения Профсоюза РАН

На этой неделе Профсоюз работников РАН провел первую из трех пресс-конференций, запланированных в этом году. Организация уже второй год утверждает, что выделяемых средств недостаточно, чтобы вывести страну в пятерку лучших по ряду научных направлений и общему числу наукометрических публикаций к 2024 году – а именно такая цель нацпроекта «Наука» обозначена в Указе Президента РФ № 204 от 7 мая 2018 года. Хотя на днях президент РАН Александр Сергеев успокаивал журналистов, говоря, что срыв нацпроекту не грозит (особенно если обещанные деньги начнут приходить вовремя), члены Профсоюза уверены в обратном.

Денег нет, и мы не держимся

«По доле расходов во внутренних затратах на фундаментальные исследования и разработки у нас был некоторый пик в 2009 году, когда мы вышли на хорошие позиции. После этого года идет спад», – привел статистику директор Института проблем развития науки РАН Владимир Заварухин, добавляя, что та же ситуация видна и в процентах расходов на науку от ВВП. На пресс-конференции он заявил журналистам: выполнить задачи нацпроекта при бюджетном финансировании фундаментальной науки в объемах ниже 0,3% ВВП, а науки в целом из бюджетных и внебюджетных источников – ниже 2% (к такому объему президент РФ планирует прийти в 2035 году) практически невозможно.

Для сравнения: сейчас на фундаментальную науку из бюджета идет 0,15% ВВП, на науку в целом – 1,1% , тогда как у стран-лидеров на эти цели уже тратится 2%. «Это по самому минимуму, нужно к 2026 году увеличить финансирование фундаментальных исследований до 0,4% ВВП. В абсолютном эквиваленте это должно быть не менее 546 млрд рублей», – считает Владимир Заварухин. В текущем же году он поддержал цифру в 342 млрд рублей, которую предложили на прошедшем Общем собрании РАН.

«По мнению Профсоюза, дополнительные деньги, которые выделяются в рамках нацпроекта, выделяются на решение важных, но локальных задач, – высказал мнение Профсоюза заведующий лабораторией Института общей физики РАН им. А. М. Прохорова Виктор Калинушкин. – Да, научно-исследовательский флот необходим, установки MegaScience – это нормальная вещь. 15 НОЦ – это капля в море. Поддержка журналов – это тоже важно, но это частный случай. На приборную базу средства небольшие – в этом году 4 млрд рублей. Когда доллар стоил 30 рублей, только закупки приборов в центральной части Академии наук составляли 2 миллиарда рублей. Сейчас это деньги на всю РАН, плюс вузы, плюс медики, плюс аграрии».

Когда деньги есть, они «микроскопические» и «однобокие»

«Финансирование науки в нашей стране ниже порога, который позволил бы нам широким фронтом участвовать в борьбе за лидерство, – резюмировал эти речи вице-президент Академии Юрий Балега. – Хотя есть отдельные направления, в которых наши вложения в науку очень серьезны».

И действительно, на одно только участие в крупных международных научных проектах и работу на установках в Европе за 2 или 3 года наша страна выложила около 150 млрд рублей (2 млрд евро). Около 100 млрд рублей идет на местечковый megascience: реактор ПИК в Гатчине, строительство коллайдера NICA и поддержку других установок в Дубне, создание синхротрона четвертого поколения в Новосибирске и чуть менее дорогого синхротрона во Владивостоке. Однако все это Юрий Балега назвал «однобокими вложениями».

«Эти цифры все лукавые. Все ваши ВВП-МВП можно и так, и сяк показать, да хоть доказать, что мы уже сейчас везде первые. А вот в США вообще нет органа, который руководил бы наукой, она сосредоточена в университетах. Там есть государственные лаборатории, где работники числятся как госслужащие. Каждый институт или университет борется за финансирование – там совсем другой механизм, множество частных компаний, инвестиционных фондов», – привел пример вице-президент РАН.

Получается, что в США поддерживается конкурентная среда, а у нас выделяется несколько миллиардов на направления, которые в ряде случаев почти полностью забирает один институт. «И вот потрачены средства, другие направления остались без финансирования, а выход незначительный, и опять все скажут – ну что ж такое», – посетовал Балега.

Кроме того, именно на фундаментальную науку (самую важную часть – ведь, по мнению вице-президента РАН, наука должна существовать сама по себе, ради научного поиска, и не стремиться решать сиюминутные общественные запросы), расходуются «микроскопические деньги». «В астрономии у нас 50 лет не создавался вообще ни один крупный телескоп. Что вы хотите? Какие результаты публикационные?» – бушевал Балега.

Количество ученых: Южная Корея догоняет

С деньгами связаны не только установки, но и зарплаты. Калинушкин признал то, что выполнение Указа президента РФ № 597 привело к увеличению зарплаты ученых, особенно в столицах. «Зарплата научных сотрудников повысилась, но появился дисбаланс: большая разница в зарплатах научных и не научных сотрудников, а также дисбаланс между зарплатой научных сотрудников в Москве и в разных регионах России. В столице средняя зарплата — 70 тыс. рублей, и в то же время в России есть регионы, где средняя зарплата составляет 20–22 тыс. рублей. Кроме того, необходимость выполнения указа президента привела к тому, что на это сейчас направляются практически все свободные средства институтов, и не остается средств на научные исследования, включая расходы на командировки, приборы и так далее», — рассказал он.

С этими данными горячо согласился Балега: требования президента по двухсотпроцентным от средней по региону зарплатам для ученых выполнены лишь номинально, в реальности же научных сотрудников захлестнуло волной махинаций в отчетах и сокращений. «Завлаб – человек, который тянет науку всю, но теперь нет этого понятия, нет такой научной должности. Инженеры исчезли из науки как класс, – с грустью констатировал он. – Замысел был хороший, позывы отличные, реализация привела к тому, что из регионов бегут в Москву. На Кавказе астрофизики, которые двигают вперед всю страну, получают меньше, чем в Москве младший научный сотрудник, который сидит в Европе или в США в командировке и приезжает сюда на месяц доллары собрать».

По данным Росстата, приведенным в раздаточном материале к пресс-конференции, к началу 2014 года в бюджетном секторе работало 108 тысяч научных сотрудников, а к началу 2018 года – 77 тысяч. Когда в 2014 году в России насчитывалось 445 тысяч исследователей (четвертое место в мире), ее уже догоняли Германия (352 тысячи) и Южная Корея (346 тысяч). В 2017 году страна сползла на пятое место, уступив Германии, где на то время было 414 тысяч исследователей. Оставаться в пятерке – одна из целей нацпроекта, но в Южной Корее уже в 2017 году было 383 тысячи ученых, так что и здесь потерять лидерство очень легко. Чтобы этого не произошло, нужно, по подсчетам Профсоюза работников РАН, привлекать в науку и обеспечивать зарплатами хотя бы шесть тысяч сотрудников в год, но и это лишь восстановит наш цифры до уровня 2014 года, пока другие страны будут демонстрировать рост.

Юрий Балега проиллюстрировал цифры примером: из Специальной астрофизической обсерватории РАН, где он работал, из 400 сотрудников 50 лучших молодых людей уехали за границу.

«Правительство предлагает купить Mercedes на деньги для покупки «Жигулей»

По числу публикаций в базах Scopus и Web of Science Россия в 2024 году должна занять пятое место. Но эти цифры, по мнению работников Профсоюза РАН, при нынешних условиях тоже недостижимы. Виной всему здесь они видят недостаток финансирования на материально-техническое обеспечение и сокращение количества ученых.

Анализируя количество публикаций отечественных ученых в Web of Science, можно увидеть, что бодрый рост 2012–2016 годов (c 36,1 до 73,3 тысячи публикаций, где за 2015 и 2016 годы рост достигал 12–15 тысяч статей в год) сменился медленным поползновением. «Это говорит о том, что административными мерами повышать публикационную активность, что называется, любой ценой уже сложно, а ресурсов для повышения ее нормальными методами (за счет роста числа исследователей и их финансового обеспечения) недостаточно», – уверены работники Профсоюза.